Каждый, наверное, несет в себе что-то необъяснимое, что-то, что собственный разум порой даже отказывается принимать, и потому не заключает в слова.
Кто-то называет это опытом прошлых жизней, Фрейд звал это бессознательным, другие говорят что таким вещам мы учимся во сне, а сон - есть вторая реальность, не менее реальная чем то, что мы видим, проснувшись. Французы придумали целый термин - "дежавю" емкий и бескомпромиссный, как рамка картины, за которой начинается кирпичная стена реальности.
Блеф и желание утвердить бесконечное разнообразие вселенной под единым уравнением, упростить, отказаться от бесконечной магии познания в угоду жирной точке, ставящей человеческое существо на пьедестал мироздания.
Есть и другие, вопрос существования которых до последних дней был для меня одной из главных тайн. Они казались мне вымершим видом - невозможность их существования делалась еще более явной из-за мизансцены времени, в котором я живу. Кто-то назвал это время пафосным, как черезчур контрастная фотография, словом Post-Moderne. Назвал, чувствуя то же, что и миллионы из нас чувствуют, но не осмеливаются называть - тихое благоговение и трепет перед руинами, таинство течения времени и его силы, обращающей в прах все существующее, великое и малое. Назвал, чувствуя весь огромный потенциал и массу потрескавшихся стен, что дьявольски медленно, по одной трилионной миллиметра в секунду, сползают на головы мирно пьющих утренний кофе миллиардов. Назвал, противопоставляя себя этим миллиардам, но не умея остановить это едва заметное движение. Назвал, желая определить эту мелочь, вершащую историю мира, на пыльный шкаф к многотомной энциклопедии сущего.
И - среди них - те, существование которых я считал случайностью до последнего, те, кто удивительно метко показывали мне это движение в "застывшей" натуре, показывали запахи в слове, показывали тысячелетия в нескольких аккордах.
Помню, я жил в Англии на крутом берегу, я помню цвет неба и морских утесов, и серобурые волны, монотонно таранящие берег, хмурые крики чаек. Помню дневной сумрак, превращающий мир в сказочное королевство, сумрак, сгущающий краски, поглощающий яркость, но приносящий взамен глубину - каждое дерево - Дерево, и овцы в полях - апофеоз овец, воплощение сути животноводства, и влажные цветы на окнах моего низенького дома - миниатюрные сады эльфов, что спят, пока я смотрю на их жилища. Сухая ограда и низкая трава, и главное - необъятный простор, в которым я, будто травинка под камешком в поле - на месте, уютно спрятался и внимаю. И иного не дано, и иное бессмысленно.
Я вижу этот дом, и еще десятки таких домов - пустыни, сверкающие от режущего солнца белостенные города, цветочные луга с колоссальными ржавыми чугунными воронками, заросшими полевой травой, и айсберги, похожие на гигантские остова сливочного мороженного - пыль, свет, запахи земли, температура, прозрачность воздуха...
И все же каждый раз тихо торопею, когда вдруг понимаю, что один из этих пейзажей прямо сейчас ловлю своими собственными глазами (теми, "настоящими", которые сейчас видят текст на "бумаге") - вот оно - вот, он там был.... Или она... Как первый опыт близости с девушкой - "вот оно, я ведь уже был, был здесь" - не французское неопределенное "дежавю", нет, я помню с кем, и при каких обстоятельствах я "был здесь". Мы в ловушке времени.
Тибетские монахи говорят, что мы сбежали в лоно матери дабы укрыться от истой яви своих страхов и комплексов, той, что острее лезвия для не окрепших душ - не зная, что придется в отместку жить. Я думаю - мы и не рождались - мы все еще там, в Бардо, невоплощенном мире, все еще бежим от своих страхов и комплексов, бежим прямо сейчас.
2013 год.
P.S. Да, я иногда писал и пишу. Пора бы уже начать делиться.
На фото: Ольхон, август 2022
